– А, как же Рио-де-Жанейро, – возбуждённо спросил Балаганов. – Поедем? – Ну, его к чёрту! – с неожиданной злостью сказал Остап. – Всё это выдумка, нет никакого Рио-де-Жанейро, и Америки нет, и Европы нет, ничего нет. И, вообще, последний город – это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана. – Ну и дела! – вздохнул Балаганов. – Мне один доктор всё объяснил, – продолжал Остап, – заграница – это миф о загробной жизни. Кто туда попадает, тот не возвращается…» («Золотой телёнок») «Ветер стонал. Капризные его порывы то и дело хватали дурманящий дым и, кружась, обвевали стрелка. И иногда клубы дыма прикасались к нему. Они творили сны, подобно тому, как едва уловимое раздражение творит жемчужину в ракушке устрицы». (Стивен Кинг «Тёмная башня») «...Мы прогоним хитрозадых – Толку нету в их тирадах, – Мы расчистим небеса. В пляске мы вдвоём с мистралем Самый трон небесный свалим, Стопчем мир за полчаса!..» (Фридрих Вильгельм Ницше)

– А, как же Рио-де-Жанейро, – возбуждённо спросил Балаганов. – Поедем?
– Ну, его к чёрту! – с неожиданной злостью сказал Остап. – Всё это выдумка, нет никакого Рио-де-Жанейро, и Америки нет, и Европы нет, ничего нет. И, вообще, последний город – это Шепетовка, о которую разбиваются волны Атлантического океана.
– Ну и дела! – вздохнул Балаганов.
– Мне один доктор всё объяснил, – продолжал Остап, – заграница – это миф о загробной жизни. Кто туда попадает, тот не возвращается…»
(«Золотой телёнок»)

«Ветер стонал. Капризные его порывы то и дело хватали дурманящий дым и, кружась, обвевали стрелка. И иногда клубы дыма прикасались к нему. Они творили сны, подобно тому, как едва уловимое раздражение творит жемчужину в ракушке устрицы».
(Стивен Кинг «Тёмная башня»)

«...Мы прогоним хитрозадых –
Толку нету в их тирадах, –
Мы расчистим небеса.
В пляске мы вдвоём с мистралем
Самый трон небесный свалим,
Стопчем мир за полчаса!..»
(Фридрих Вильгельм Ницше)